На рисунках монаха-иузуита и ученого Афанасия Кирхера мы можем видеть забытую историю нашей планеты.
Athanasii Kircheri Mundus subterraneus
Я бы сказал, что он завораживает нас по тем же самым причинам, по которым им было допущено столько промахов. Явившись слишком поздно или слишком рано , он рассуждает в научном тоне о таких вещах, в которых ошибается, и не отказывается рассуждать обо всём. Главной причиной его притягательности служит, без сомнения то, к чему он непосредственно не приложил руку, но уж точно приложил ум, — иконизмы. Этот человек сумел мобилизовать воображение своих помощников, направив его на создание самого необычного из барочных театров. О ведущей роли Кирхера свидетельствует тот факт, что иллюстрации всех его книг, кажется, почти всегда выполнены в одной и той же манере. В иконизмах Кирхера претензия на научную точность порождает неуемное буйство фантазии, так что становится совершенно невозможно — труднее, чем в рукописном произведении — отделить истину от вымысла. Отнюдь не случайно Кирхера полюбили некоторые сюрреалисты.
И вправду, его отношение к познанию носило сюрреалистический характер. Он тяготел ко всему необычному и диковинному: выражением его поэтического языка и искуплением множества допущенных им ошибок стало посвящение императору Фердинанду III, предваряющее третий том «Эдипа Египетского», где иероглифические фигуры превращаются в некий механизм для порождения галлюцинаций: «я разворачиваю перед твоими очами, о Священнейший Цезарь, полиморфное царство Иероглифического Морфея: больше скажу, театр, располагающий огромным разнообразием чудищ, и не просто чудищ в их нагом природном виде, но столь украшен он загадочными Химерами древнейшего знания, что, как я верю, острые умы сумеют почерпнуть оттуда неизмеримые кладези науки, не говоря уж о пользе для словесности. Туг Пес из Бубастиса, Лев из Саиса, Козел из Мендеса, устрашающий Крокодил, разевающий ужасную пасть, раскрывают тайные смыслы божества, природы, духа Древнего Знания, взыгравшего в прохладной тени образов. Тут томимые жаждой Дипсоды, ядовитые Аспиды, хитрые Ихневмоны, жестокие Гиппопотамы, чудовищные Драконы, жаба с раздутым брюхом, улитка в изогнутом панцире, мохнатая гусеница и прочие бестелесные образы составляют чудесно упорядоченную цепь, что раскручивается в святилищах природы. Ярчайший выразитель духа барокко, Арчимбольдо истории науки, он кончил тем, что в наше время его фигура стала притягательной скорее для мечтателей, чем для ученых. В сущности, именно Кирхеру мы обязаны идеей о том, что, занимаясь наукой и техникой, можно предаваться мечтам.
Это известно каждому ученому, если только он не сдерживает себя до известного предела; это известно каждому писателю-фантасту, если только он не ставит целью выйти за этот предел.
Из-за сильнейших штормов и тектонических явлений он с трудом смог вернуться в Рим. Больше он не покидал города до конца жизни[36]. Рим 1638—1680 Общественная активность Согласно Даниэлю Стольценбергу, сложившаяся в Риме после процесса Галилея интеллектуальная среда была не слишком благоприятной, однако готовность Кирхера к компромиссам и его интеллект привели к полному успеху[31]. Сразу после прибытия в Рим Кирхер был задействован в траурных мероприятиях по поводу кончины Пейреска. Памяти покойного был посвящён мемориальный сборник, в котором Пьетро делла Валле поместил стихотворение на персидском, а Кирхер — на коптском, грузинском и самаритянском еврейском языках. Это окончательно закрепило авторитет Кирхера как «Римского оракула» — самого влиятельного учёного Европы, чьё мнение было судом высшей инстанции в научных дискуссиях того времени[37]. Тому же способствовала публикация «Магнетического искусства» и астрономические наблюдения 1639—1640 годов, которые, по оценке Джона Флетчера, утроили объём его переписки. О репутации Кирхера свидетельствует факт включения его опубликованных и ещё находящихся в рукописи работ в библиографию Ордена иезуитов Педро де Риваданейры 1643 года. Три из перечисленных там работ так никогда и не были опубликованы, включая трактат о лингвистике и христианской Каббале.
В 1644 году Кирхера включили в состав папской комиссии по переводу Писания на арабский язык; комиссия собиралась два раза в неделю во дворце кардинала Паллотты, в её состав вошло 13 человек. О жизни иезуита в том году свидетельствует дневник англичанина Джона Ивлина, который приехал в Рим 5 ноября. Он некоторое время посещал лекции Кирхера по Евклиду и заинтересовался его исследованиями иероглифов. Позднее, когда в его руки попал камень с египетскими иероглифами, он снял с него копию и отправил в Рим, но не без раздражения писал, что изображение попало в «Египетского Эдипа» без указания дарителя. Кирхер последовательно занимался физикой и в 1646 году выпустил в свет трактат Ars magna lucis et umbrae. Тогда же с иезуитом общался немецкий поэт и драматург Андреас Грифиус[39]. Кирхерианум Примерно в 1645 году Кирхера освободили от преподавания, чтобы он мог посвятить всё своё время исследованиям. Стольценберг сравнивал его положение с учёным, занятым в институте передовых научных исследований[40]. В 1650 году новый папа римский Иннокентий X повелел Кирхеру и Бернини поднять египетский обелиск, находившийся тогда в Цирке Максенция. Обелиск был повреждён, реставрацию и копирование покрывающих его иероглифических надписей предпринял Кирхер; монумент установили на Пьяцца Навона.
Всё это было описано в трактате Obeliscus Pamphilius. Трактат заинтересовал тосканского великого герцога Фердинанда II, который с тех пор переписывался с Кирхером[41]. Объёмные труды были опубликованы за счёт австрийского императора Фердинанда III, которому и был посвящён «Эдип»; стоимость четырёхтомного издания превысила 3000 скуди примерно 200 000 долларов в ценах начала XXI века [42]. Согласно Дж. Флетчеру, вся последующая жизнь Кирхера протекала по одному шаблону: периодически он выпускал в свет огромные богато иллюстрированные фолианты, а его затворническая жизнь учёного прерывалась посетителями — как известными исследователями, желавшими приобщиться к его опыту, так и путешественниками и духовными лицами[43]. Собираемая Кирхером коллекция редкостей благодаря сотрудничеству с «Республикой учёных» разрослась до настоящего музея и стала одним из источников его общеевропейской славы. После этого частная галерея редкостей Кирхера с присоединёнными коллекциями Донини образовала Musaeum Kircherianum, собрание которого продолжало пополняться через дарения покровителей, друзей и миссионеров Ордена иезуитов. Изначально музей разместили в галерее библиотеки Коллегиума, причём в 1652—1655 годах в Кирхериануме часто бывал Каспар Шотт, находившийся тогда в Риме; первоначально именно его назначили хранителем собрания Донини[43]. Затем собрание попало в 300-футовый зал, окружённый с трёх сторон галереями[44]. Кирхер определял свой музей как «Театр мира» лат.
В коллекции музея выделялись пять миниатюрных обелисков, которые подчёркивали связи герметизма, собственно коллекционирования и имперских амбиций Ватикана. Кирхер явно проводил следующую аналогию: как император Август, завоевав Египет, поставил в языческом Риме обелиски, содержащие мудрость Гермеса Триждывеличайшего, так и папы эпохи Контрреформации восстановили египетскую мудрость ради величия Христовой веры и успехов миссионерских орденов в просвещении народов Нового Света и Азии. Папство воплощало высший тип монархии — теократию[46]. Также в своём музее Кирхер демонстрировал картину Вселенной, какой она ему представлялась; это делалось через демонстрацию разнообразных физических опытов, которые воспринимались как естественная магия. Кирхер стремился убедить зрителей, что учёные-иезуиты открыли истинные законы природы и доказали при их помощи своё вероучение. В 1675 году Иоганн Кёстлер издал книгу «Экспериментальная кирхеровская физиология», в которой описывалось 300 опытов отца-иезуита. Кирхер доказывал на практике, что научное знание и техника позволяют получать новое знание, не подвергая угрозе бессмертную душу. Также своими опытами он пытался доказать, что чистая эмпирия может быть обманом и не всегда свидетельствует об истинном устройстве мира. Например, Кирхер, демонстрируя вечный двигатель, показывал невозможность вечного движения, что подтверждало физику Аристотеля и в конечном счёте официальный томизм. Афанасий Кирхер пытался средствами современной ему науки доказать, что сложность устройства Вселенной лучше выражена в эзотерических писаниях древности, нежели в подозрительных с точки зрения ортодоксии работах современников[47].
Иными словами, Кирхер стремился подтвердить научным экспериментом католическую веру[48]. Кирхер и коронованные особы В тот же период Кирхера привлекали для миссионерской деятельности. В 1655 году в Рим торжественно вошла Христина Шведская, ключевую роль в обращении которой сыграли иезуиты. Её приветствовал генерал ордена, 22 учёных священника произнесли речи на 22 языках, а Кирхер подарил бывшей королеве миниатюрный обелиск, на котором были помещены восхваляющие её надписи на 34 языках, в которых её даже сравнивали с Исидой. Однако королева отказалась от приветствия отца Афанасия в виде театрализованного представления со спецэффектами; ходили слухи, что после показанного королеве оптического опыта Кирхер даже опасался обвинений в чёрной магии[49]. Он также посвятил королеве стихотворение на арабском языке с приложенным переводом. В том же 1656 году, когда в Риме вспыхнула эпидемия чумы, Кирхер проводил исследования с микроскопом и пришёл к выводу, что причиной эпидемии являются «мелкие невидимые черви», распространяемые по воздуху. Это было описано в трактате Scrutinium pestis, опубликованном в 1658 году. В том же году Кирхер выезжал по делам в Римскую Кампанию, а в 1659 году он провёл несколько недель во Флоренции по приглашению великого герцога Тосканского. По его желанию, в 1663 году иезуит опубликовал трактат об универсальном языке.
Флетчеру, пик социальной активности Кирхера пришёлся на десятилетие 1660—1670 годов. В это время он вёл интенсивную переписку, хлопотал за разных учёных перед влиятельными церковными и светскими лицами, опубликовал несколько объёмных сочинений и принимал множество посетителей в своём музее, включая английских и немецких аристократов и даже герцога Баварского. Папа Александр VII, сам будучи иезуитом и чрезвычайно образованным человеком, пришёл от общения с Кирхером в восторг и присудил ему пенсию в 50 скуди. Афанасий Кирхер воспользовался случаем, чтобы оказать благодеяние родному городу, и смог переслать из Рима некоторые святыни из катакомб св. Присциллы для помещения в приходскую церковь Гайзы. Это было осуществлено в 1665 году, когда в Амстердаме увидел свет Mundus subterraneus — одна из самых всеобъемлющих литературных работ Кирхера. В том же году увидели свет «Арифмология», посвящённая Каббале, и ещё один исторический трактат, посвящённый археологии. В нём описывалось, как Кирхер обнаружил в Тиволи остатки церкви, воздвигнутой ещё при императоре Константине в честь св. Орден иезуитов оплатил реставрацию и украшение древней церкви, а собранных Кирхером пожертвований оказалось достаточно, чтобы выстроить странноприимный дом для паломников. В числе жертвователей были император Австрии и герцог Брауншвейгский[51].
Суммы были такие: аккредитив на 100 скуди от герцога Брауншвейгского, 1000 имперских талеров от императора Леопольда, 400 скуди от графа Иоганна-Фридриха Валленштейна и архиепископа Пражского и 700 скуди от Педро Арагонского, вице-короля Неаполя[52]. После 1665 года Кирхер стал больше стремиться к уединению, хотя и продолжал принимать гостей. В 1666 году его посетил датский гуманист Витус Беринг. Летом того же года на Марсовом поле перед дворцом Аквавива был найден египетский обелиск, и Кирхер смог зарисовать его с трёх сторон, доступных на раскопках. Полностью раскопанный обелиск был воздвигнут на мраморном слоне и установлен на площади Минервы; посвятительную надпись сочинил также Кирхер. Переводу и толкованию надписей на обелиске был посвящён отдельный трактат, посвящённый Папе Римскому. Понтифик выразил своё удовольствие и удостоил иезуита аудиенции в Ватикане, однако дар в 900 римских скуди монах отверг как противоречащий уставу его ордена и отправил церкви св. Юстаса в Менторелле[53]. Из учёных трудов этого периода выделялись «Описание Китая» 1667 и «Великое искусство познания» 1669. Примечательно, что большинство своих трудов Кирхер печатал в протестантском Амстердаме — главном центре книгоиздания и книжной торговли того времени[54].
Поздние годы жизни. Кончина Жизнь Кирхера последних десятилетий достаточно подробно документирована его перепиской с друзьями в Аугсбурге, особенно Иеронимом Лангенмантелем в 1684 году именно он опубликовал автобиографию Кирхера [55]. Даже достигнув восьмого десятка, отец Афанасий был активен, живо интересовался новыми сведениями о Китае и Японии и с гордостью сообщал, что опубликовал 43 учёных труда. В 1679 году вышел последний из них — «Вавилонская башня», посвящённый архитектуре и лингвистике, основанной на библейской истории о смешении языков[54]. Последние письма января 1680 года полны понимания неминуемого конца, но монах был готов ко встрече со Всевышним. В последнем послании Лангенмантелю в Германию 20 января 1680 года Афанасий Кирхер писал: Бог есть Альфа и Омега всех вещей; служить Тому, Кто должен править, и любить Его — вот вершина всех наук[56]. Кирхер страдал от мочекаменной болезни; когда после смерти было совершено вскрытие, из тела монаха извлекли более тридцати камней. В марте он «впал во второе детство» и провёл в этом состоянии около полугода[57]. Отец Афанасий Кирхер скончался 27 ноября 1680 года; однако существует легенда, что он успел получить известия о кончине Бернини 28 ноября, а сам умер 30-го. Есть также версия о совпадении смертей Кирхера и Бернини, она была запечатлена в анонимной эпитафии, написанной латинскими пентаметрами[58].
Учёный был погребён в главной церкви Иезуитского ордена Иль Джезу, располагавшейся неподалёку от Collegio Romano. Кирхер завещал похоронить своё сердце у подножья алтаря в Менторелле в Тиволи, останки его были положены рядом с захоронением Игнатия Лойолы и правой рукой Франциска Ксаверия[59]. Стольценберг утверждал, что причины огромной прижизненной славы Кирхера и его быстрого забвения после смерти были одни и те же и коренились в гуманистической концепции знания. Эрудиция в этой схеме была привязана к памяти, философия в том числе математика и естествознание — к разуму, изящная словесность особенно поэзия — к воображению. Таким образом, память и эрудиция были лишь фундаментом, элементарным основанием истинного знания. Эрудиты-гуманисты игнорировали природу и замкнулись только в гуманитарной сфере древних текстов, — ибо «чтение и запоминание намного легче понимания»[61]. Расцвет Афанасия Кирхера пришёлся на век эрудиции и антикварного знания, на смену которому затем пришла экспериментальная наука, направленная на изучение окружающего мира, а не человеческого прошлого. Антикварное знание XVII века было прямым продолжением ренессансного гуманизма и основывалось на исследовании латинской и греческой литературы, разработке критического метода интерпретации текстов и классификации фактов. Для всех гуманистов классическая античность была недосягаемым образцом добродетели, мудрости и стиля. Однако именно утопия реставрации античности привела гуманистов к осознанию бесполезности этой деятельности: последовательное и глубокое погружение в древность привело к осознанию непреодолимой границы между языческим и христианским миром.
Понимание и интерпретация текстов привели к познанию незнакомой культуры; на этом базировался метод исторического развития языка, который стал основой текстологической критики. Первым примером является разоблачение «Константинова дара» Лоренцо Валлой. Когда Кирхер получал образование, большинство его современников отказались от простого воспроизведения классических текстов и стремились реконструировать социальные и культурные контексты древнего общества[62]. Это была особая научная дисциплина — антикварианизм, то есть комплексное исследование прошлого по его материальным и нематериальным фрагментам. Антиквары никогда не считали себя историками, поскольку история воспринималась как повествование, основанное на письменных данных. В основе труда антикваров, первыми из которых были Флавио Бьондо и Конрад Геснер, лежало составление всеобъемлющего свода знаний, который строился как бесконечный каталог всех доступных сведений по изучаемому вопросу. Антиквары впервые были вынуждены обратиться к критике исторических источников, и впоследствии эти практики породили археологию, нумизматику, палеографию, сфрагистику[63]. Ренессанское общество было ориентировано на традицию — в данном случае античную, и потому прошлое было важнейшим источником легитимности как в политической, так и культурной и даже технической сфере. Антиквары, включив средневековье в предмет своих исследований, могли предоставить доказательства прав на престол, что было важно в эпоху становления абсолютной власти и первых национальных государств. Эрудиты-гуманисты сыграли огромную роль в богословских спорах Реформации и Контрреформации.
Католические теологи обращались к святоотеческому наследию и церковной истории; церковные антиквары вынуждены были работать и в сфере восточной филологии и библейской герменевтики, которые стали самыми инновационными в гуманитарной сфере того времени. В результате оказывается, что Декарт, констатировавший разрыв между экспериментальной наукой и гуманистической традицией, был относительно одинок в своём времени, тогда как антикварные исследования и экспериментальное естествознание не отделялись друг от друга, и потому в обеих сферах могли одинаково успешно работать даже такие создатели современной науки, как Ньютон и Лейбниц. Антикварная эрудиция активно применяла эмпирический метод, но он был обращён на прошлое во всей его полноте[64]. Кирхер и «Республика учёных» Н. Малькольм отмечал, что несмотря на общеевропейскую известность и глубокие связи в Республике учёных, Кирхер никогда не был «архетипической» фигурой в этом сообществе и не может считаться представителем его магистрального течения[65]. Это может показаться парадоксом, поскольку Кирхер был известнейшим эрудитом и полиглотом своего времени. По-видимому, для писавшего на латыни учёного XVII века, он владел наибольшим числом живых и мёртвых языков. Его переписка велась на латинском, итальянском, испанском, немецком, голландском, древнегреческом, древнееврейском, армянском, арабском и коптском языках, а число корреспондентов было почти необозримым[66]. Однако эта переписка резко отличалась от корреспондентских сетей «князей Республики» — Пейреска и его «наследника» Мерсенна. Мерсенн сознательно управлял разнонаправленными потоками информации: предполагалось, что корреспонденция «A», адресованная «B», будет обсуждаться с «C», тогда как «C», связавшись с «A», получит от него поручение для «D» и комментарий на обращение «B», и так далее.
В случае с Кирхером всё наоборот: почти вся его переписка — сбор сведений для собственных проектов или ответы на аналогичные запросы, адресованные лично ему. Примером является запрос некоего иезуита из Лиона, который отправил в Рим на экспертизу зарисовку амулета с непонятной надписью и получил в ответ пространное послание с подробной иконологией древних амулетов. Своему другу Иерониму Лангенмантелю Кирхер жаловался в 1675 году, что еженедельно получает множество писем с разными вопросами о явлениях природы и по прочим темам. Джон Флетчер сравнил Кирхера с универсальным справочным бюро; то есть деятельность Кирхера не предполагала наличие последующей цепи корреспондентов, которые, живя в разных странах, вместе решали те или иные вопросы. Кроме того, Республика учёных изначально была надконфессиональным институтом, в котором католики и протестанты действовали сообща. Это не исключало обсуждения теологических вопросов, но корреспонденты старались избегать нерешаемых в рамках определённого вероучения проблем, что позволяло монаху-миниму Мерсенну общаться с профессором теологии из оплота кальвинизма — Лейдена — Андре Риве[en]. Кирхер был монахом-иезуитом, одержимым идеей миссионерства и всемирной католической теократии. Кирхер, за исключением издания своих трудов в Амстердаме, никогда не был связан с интеллектуальными кругами Нидерландов и протестантской части Германии; не следует забывать и о крайне негативном отношении к иезуитам в этих регионах. Это подозрение переносилось и на труды самого Кирхера[67]. Идеология Республики учёных также не слишком хорошо сопрягалась с идеалами Кирхера.
Республика учёных основывалась на чётком разделении обособленного учёного мира и общества в целом. Конкретные философские доктрины, которых придерживались члены Республики, были самыми разными — от неостоицизма Липсия и культурного релятивизма Монтеня до макиавеллизма. Для них было характерно презрение к простонародью и осуждение «суеверий», которым противопоставлялось позитивное знание. Практически все члены Республики признавали, что все законы и установления — в том числе в теологии и физике — носят относительный, исторический характер, а религия является политическим институтом. В этом отношении были и яркие исключения, подтверждающие правило: Томас Гоббс принципиально обращал свои доктрины для пользы простых людей и адресовался им, так же, как и Ян Амос Коменский. Однако даже самые ярые элитаристы-аристократы из Республики учёных никогда не признавали эзотерического знания. Когда иезуиты сделали широко доступным знание о неевропейских культурах, Ламотт-Левайе сделал его основой для проповеди антиуниверсализма и доказывал, что согласие всех народов невозможно, что прямо противоречило главной идее Кирхера — отыскать некие глубинные архетипы, которые связывают все культуры и народы воедино. При всей страсти к герметизму Кирхер крайне враждебно относился к алхимии, каббалистике и астрологии, а термин «естественная магия» применял к механическим искусствам, в древности скрывавшимся от невежественной толпы их носителями — образованными жрецами[68]. По своим воззрениям Кирхер был ярко выраженным элитаристом. Во «Всеобщей Музургии» он писал: Миропорядок едва ли устоял бы, если бы все люди были равны… Божественное Провидение устроило человечество так, что в то время как одни достигли высших вершин премудрости, другие погружены в бездну невежества и едва отличны от животных[69].
Эмпиризм и герметизм По мнению Д. Стольценберга, ключ к пониманию взглядов и концепций Кирхера таится в его интересе к Востоку. Изучение семитских языков привлекло внимание гуманистов в самом начале XVI века, Реформация только подстегнула эти процессы. В контексте богословских споров огромное практическое значение приобрело изучение ранних переводов Писания — арамейских таргумов, самаритянского Пятикнижия, армянской и эфиопской версий Библии. Кирхера эти вопросы заинтересовали, ещё когда он получал начальное образование в Фульде и брал уроки у раввина, а далее в совершенстве освоил древнееврейский, сирийский и арабский языки[70]. Восточные древности были для Кирхера своеобразной масштабной линейкой, с помощью которой можно было подходить к астрономическим открытиям Галилея или завоеваниям испанцев в Новом Свете. Как образно писал Стольценберг: «Библиотека и антикварный кабинет были его обсерваторией, а знание восточных языков — телескопом»[71]. Однако востоковедческие тексты Кирхера, а особенно «Египетский Эдип», базировались на мощном оккультном фундаменте. Неоплатонизм, заново открытый Марсилио Фичино, привёл к тому, что множество европейских гуманистов стали пытаться искать в античности эзотерическую универсальную философию, которая смогла бы надёжно примирить христианство с языческой мудростью[72]. Ренессансные оккультисты стремились заново открыть откровение, данное прежде Платона и, предположительно, сокрытое посвящёнными в символической и аллегорической форме.
Ранние гуманисты, особенно Пико делла Мирандола, стремились включить в эту традицию и Каббалу, а также христианские тексты, особенно Псевдо-Дионисия Ареопагита. Следствием герметического понимания мира была вера в разные виды магии, в первую очередь — естественную магию, которая позволяла использовать симпатические и антипатические связи между материальными и нематериальными сущностями, а также теургию[73]. В результате кирхеровского «Эдипа» можно трактовать двояко — и как последнюю попытку реализовать ренессанскую иероглифику, как дешифровку глубинных мировых истин[74], и одновременно как отработку метода использования герметических практик для антикварного исследования[75]. Стольценберг полагает, что неверно рассматривать магические доктрины Кирхера как анахронизм, что предлагала Фрэнсис Йейтс[76]. Напротив, он искренне считал, что эмпирический метод антикварного знания поможет прояснить символическую мудрость древних египтян[77]. Его «мономаниакальная страсть» как выразился Стольценберг к созданию огромных энциклопедических трудов объяснялась принципиальной позицией: Гермес Трисмегист, египтянин, первым создавший иероглифы и ставший таким образом началом и прародителем всей египетской теологии и философии, был первым и самым древним из египтян, высказавшим верное суждение о божественных вещах; он навеки запечатлел свои мысли на неразрушимых камнях и огромных скалах. Поскольку им следовали все известные поэты и философы древности, в свете этих истин возможно познание памятников далёкого прошлого[78]. Впрочем, кирхеровская неоплатоническая герменевтика вызывала сомнения уже у его современников[79]. В результате для современной науки значение Кирхера заключается лишь в том, что он попытался подойти к исследованию древности нестандартным путём, стремясь выйти за пределы западного канона и не отрицая ценности неевропейских культур[80]. Готфрид Вильгельм Лейбниц признавал, что труды Кирхера оказали колоссальное влияние на формирование его как учёного и философа, а 16 мая 1670 года отправил в Рим восторженное письмо, в котором обыгрывал греческое значение имени Афанасий — «бессмертный»[81].
В зрелые годы Лейбниц очень сурово оценивал наследие иезуита. В 1716 году он писал, что Кирхер «был не способен к анализу человеческой мысли», а в области расшифровки иероглифики монах «ничего не понимал». Тем не менее, именно труд Кирхера о Китае заставил Лейбница заинтересоваться этой страной; в дальнейшем философ, переписываясь с другими миссионерами в первую очередь, Буве[fr] , разработал на основе «Книги перемен» двоичную арифметику[82]. Влияние Кирхера в конечном счёте оказалось очень велико: по мнению Лейбница, «И-цзин» его текст он получил в 1701 году был древнейшим математико-метафизическим памятником, созданным Гермесом Трисмегистом. Именно основываясь на этом, а также ещё одном кирхеровском тезисе, что древнекитайская культура происходила от древнеегипетской, Лейбниц опубликовал в 1703 году описание двоичной логики. С его точки зрения, каждое число в этой записи содержало некоторую комбинацию Бога и ничто[83]. Его труды по Каббале стали писанием для Герметического ордена Золотой Зари. Кирхер занимал заметное место в «Тайной доктрине» Блаватской; этот трактат до известной степени повторял его собственные труды. Блаватская цитировала даже сочинение раввина Нефи, которое так и не смогли перевести Пейреск и Кирхер. Ранее философия магнетизма Кирхера явно вдохновляла Франца Месмера.
Месмер учился у иезуитов, и, по-видимому, труды Кирхера входили в круг его чтения[84]. Кирхер, Ньютон и научная революция Пола Финдлен утверждала, что в естествознании XVII века Кирхер и Ньютон представляли два принципиально разных мира, несмотря на то, что их многое роднило в личностном и интеллектуальном плане. И Кирхер, и Ньютон были глубоко и искренне верующими людьми, считавшими познание природы средством Богопознания, оба они начинали свою академическую карьеру, занимаясь преподаванием математики. Кирхер и Ньютон занимались изучением древности, усматривая в языческих верованиях предвосхищение христианства, и в этом смысле оба отдали дань оккультизму. Их мировоззрение восходило к гуманистическим доктринам, и оба они были в плане подхода к мирозданию христианскими энциклопедистами. В этом плане из современников в одном ряду с ними мог быть поставлен только Лейбниц[85]. Так, Марин Мерсенн был потрясён представленным иезуитом решением задачи квадратуры круга, однако, прочитав его труды, выразил надежду, что учёный перестанет метать бисер перед свиньями[86]. В «Полигисторе» Даниэля Морхофа 1688 — обзоре научной мысли современной ему Европы — имя Кирхера «Геркулеса… среди писателей» стоит в одном ряду с Бэконом и Бойлем, в то время как Ньютон отсутствует в этом ряду. В первой половине своей жизни Ньютон был известен как талантливый математик, но уступающий Гуку и Лейбницу, общеевропейская его слава наступила значительно позднее[87]. В этой картине Ньютон оказывался творцом новой физики, а Кирхер — догматиком, цеплявшимся за давно отжившие представления.
Такой взгляд был основан на некоторых ранних работах Ньютона и полностью игнорировал его зрелое творчество. В эпоху Просвещения немалую роль в формировании подобной картины сыграло и то, что Ньютон был представителем прогрессивной науки протестантских стран, тогда как иезуит Кирхер, находясь в центре католической «Республики учёных», олицетворял упадок науки после Галилея и в этом качестве был представлен в работах Фрэнсис Йейтс и эссе и романах Умберто Эко[88]. Между тем прогресс ньютоновских исследований в XX веке показал, что сэра Исаака можно называть «последним магом» выражение Джона Кейнса , однако он был значительно более осторожен в своей оккультной деятельности, чем великие гуманисты эпохи Ренессанса.
The allure continues with Golden Leaf Printing that adds a touch of elegance, while Hand Embossing on the rounded spine lends an artistic flair.
This masterpiece has been meticulously Reprinted in 2023, utilizing the invaluable guidance of the original edition published many years ago in 1665. If it is multi volume set, then it is only single volume, if you wish to order a specific or all the volumes you may contact us. The contents of this book are presented in classic black and white. Its durability is ensured through a meticulous sewing binding technique, enhancing its longevity.
Imprinted on top-tier quality paper.
Действительно, великолепный ответ! Шейнер и Мерсенн доказали, что камень, падающий с неба на Землю, совершил-бы свой путь не более чем в шесть часов; но если-бы нашлись люди, непременно добивающиеся естественнаго примера возможной скорости материи, то им можно-бы указать на быстроту молнии.
Впрочем, в конце концов не мешает вспомнить и о неисповедимости дел Божиих. Затем начинают беседовать о происхождении временных звезд, а именно о звезде, появившейся в Кассиопее в 1572 году, о безконечности мироздания, и при мысли, что пространство, по сущности своей, не может иметь пределов, автор чувствует себя в очень неловком положении. Но как эта мысль относятся собственно к числу теологических промахов, то Кирхер и не может формулировать ее.
Путешествие заканчивается благодарственною молитвою Создавшему, во славу человеку, так много непостижимаго. Очень-бы нам хотелось с такою-же подробностью изложить вторую часть путешествия, но по недостатку места, волею-неволею приходится закончить наш обзор. Прибавим, однакож, что над пространною твердью небесною находится неподвижный Эмпирей, в котором пребывают Сын человеческий и Дева Мария и в который внидут избранники Божии после страшнаго суда.
Эта светлая область, превосходящая своим сиянием лучезарнейшия солнца, окружает вселенную, подобно окружности, охватывающей свой центр. Если мы и не видим ея ослепительнаго света, то потому только, что между нею и твердью небесною простирается громадная пелена вод, вод горних, отделенных, во второй день сотворения мира от вод дольних. Разсуждая, с одной стороны, о безпредельности Эмпирея, окружающаго всю вселенную, а с другой — о незначительном числе праведников, автор, повидимому, стремился к двум противоположным идеям.
В видах населения обширной области Эмпирея, Кирхер поступил-бы гораздо благоразумнее, если-бы, оставив в стороне незначительное число избранников на Земле, он смотрел на остальные миры, как на обители, из которых, в день милосердия, души праведников вознесутся в последнее, уготованное для них жилище. Монах привел нас к аббату и если на пути к Гассенди мы встречаем Кирхера, то это приносит не мало чести последнему. Обитаемы-ли светила?
De Coeli Siderymque substantia cap. VI, Sintne Coelum et Sidera habitabilia? В древности все полагали, за исключением Эпикура,что звезды обладают жизнью; иные имели дерзать считать их божествами, другие полагали, что каждою планетою правит дух, приставленный для ея охраны; но все это не больше, как пустыя гипотезы, порожденныя досужею страстью к умозрениям.
Обитают-ли на Луне и на других светилах разумныя существа, духи или демоны, вмешивающиеся в дела земнаго человечества — это мысль, относящаяся к области метафизики; дело-же науки состоит в выяснении вопроса, на столько-ли, как и Земля, звезды могут быть обитаемы животными, имеющими некоторое сходство с тварями, населяющими наш мир и не встречается-ли в их среде порода человеческая, или какия-либо существа, имеющия известное соотношение с нами. Такая мысль существовала уже у древних: Орфей, Пифагор и Эпикур упоминают о ней и если Лукиан мог описать свои похождения у обитателей Луны, Венеры и Солнца, то мысль эта необходимо пользовалась некоторою известностью в его эпоху. Как кажется, она в особенности была распространена по отношению к Луне, которую попеременно называли то небесною Землею, то земным светилом.
Говоря о лунных яйцеродных женщинах, зародыш которых в пятнадцать раз больше зародыша земных женщин по словам Неокла Кротонскаго, такое яйцо упало однажды с Луны , Геродот, повидимому, намекает на подобныя-же воззрения. Ксенофан говорит, что в вогнутой стороне Луны находится другой мир и другая порода людей, живущих точно так, как и мы, а Цицерон добавляет, что это обитаемый мир, со многими городами и горами; такого-же мнения Макробий на счет обитателей Луны. Так говорит философ Гассенди.
Возражения, основанныя на наблюдении видимых явлений, добавляет он, не могут поколебать этих положений. Плутарх приводит слова Гераклита, сказавшаго, что обитатели обращеннаго к нам полушария Луны должны быть, подобно Иксиону, прикреплены к земле, чтобы не падать; но такия соображения не имеют никакого смысла и обитатели Луны в равной мере могут опасаться, чтобы мы не попадали на них в то время, когда вследствие движения Земли, мы занимаем положение, противоположное существам, находящимся вверху, по направлению к звездам. Говоря о климате, температуре и атмосферических условиях, вообще упускают из вида, что обитатели Луны по природе своей отличны от земных тварей и притом в гораздо большей мере, чем различныя существа, живущия в нашем мире, так как условия их существования несовместны с условиями обитаемаго нами земнаго шара.
Ни животныя наши, ни растения не могут существовать на Луне; но это не составляет еще причины, по которой лунные люди не могли-бы питаться известным способом. Размышляя о губительном зное тропическаго климата, о жарах, вечно господствующих под земным экватором, о ледяной стуже зимних ночей и высоких гор, и переходя затем к лунным дням и ночам, из которых как те, так и другие равны пятнадцати земным дням и ночам, нам кажется, что вследствие таких крайностей Луна не может быть обитаема. Однакож дело не так.
Существа, родящияея и умирающия в лунном мире организованы иначе, чем те, которыя родятся и умирают у нас. Понять этого мы не можем; так точно не могут понять условий нашего существования и жители Луны, допустив, что они твари разумныя. Различия, существующая между Селенитами и обитателями Земли, еще в большей мере проявляются между различными планетами нашей системы.
Следовательно, вещество Меркурия и Венеры должно быть тем совершеннее и тем более оно соответствует свету и теплоте, чем ближе находятся эти планеты к светозарному источнику и чем больше проникнуты они его великолепным сиянием. Напротив, миры Сатурна, Юпитера и Марса состоять из вещества тем более грубаго и тем менее соответствующаго свету и теплоте, чем в большем разстоянии находятся они от светозарнаго центра и в меньшей степени пользуются его благами. Наделяя жизнью неведомыя существа, могущия обитать в мирах этих, с другой точки зрения мы приходим к возможности предположения, что между ними существует следующая градация: жители Меркурия малы, но за то они совершеннее обитателей Венеры; последние малы, но за то совершеннее жителей Земли и так дальше.
По аналогии мы можем допустить, что обитатели Луны гораздо меньше обитателей Земли; таким образом, надежда увидеть когда-либо, при помощи телескопа, лунных жителей, оказывается несостоятельною. Мы полагаем, что в отношении совершенства организации мы равны лунным жителям, так как Луна находится в среднем разстоянии от Солнца, хотя по временам она то приближается к нему, то удаляется от него. В этом состоит великая теория Гассенди.
Впоследствии Боде и Эммануил Кант выскажутся в диаметрально противоположном смысле. Что касается Солнца, то в отношении условий обитаемости оно представляется нам на столько совершеннее Земли и других планет, на сколько превосходит оно последния красотою и величием. На первых порах кажется, будто лучезарная, подобная Солнцу планета, громадный центр света и теплоты, не может быть обитаема; но присмотревшись к многообразию земных тварей, обусловливаемому различиями их месторождения, воздуха, материков и вод, мы необходимо должны допустить, что есть существа, созданныя собственно для этого светлаго и пламеннаго царства.
Они приспособлены к другим условиям жизни; будучи перенесены на Землю или на другия планеты, они погибли-бы от холода, подобно тому как наши воздушныя животныя гибнут в воде, а водныя — в воздухе. На подобных выводах, вполне применимых к звездам, устанавливается идея обитаемости громаднаго числа этих далеких светил. Правда, звезды видимы только в форме светлых точек, затерявшихся в пространстве тверди небесной и только при помощи больших усилий воображения можно представить себе, что на поверхности этих далеких светил находятся обширныя поля.
Поэтому звезды представляются мысли в виде необитаемых стран и безполезных пустынь. Но разсудок не может довольствоваться этим, особенно если вспомним, что Земля, видимая с Сатурна и освещенная Солнцем, произвела-бы на нас такое-же впечатление. Вместе с кардиналом Куза, два столетия тому назад утверждавшим подобныя-же положения, мы полагаем, что светила небесныя обитаемы животными, людьми и растениями, хотя способ их существования различен от того, который преобладал при сотворении земных тварей.
Есть люди, которые могут возразить, и которые действительно уже возражали, что вселенная создана собственно для земнаго человечества и что поэтому нет никакой надобности расширять область жизни. По нашему мнению, мы не составляем цели творения; мы полагаем, что Бог есть конечная цель своих дел. Для собственной славы он сотворил все — нас и прочия твари.
Разве для нас создал Он ангелов, вечно предстоящих Ему, хвалящих и славящих Его? Где были мы, когда звезды утренния воспевали славу Его, когда все сыны Бога поклонялись Ему? Скажите: неужели все метеоры, все ископаемыя, все растения и животныя, находящияся в пустынях, на поверхности Земли и в пучинах морских, созданы только для человека?
В таком случае, существование их вполне безполезно. Не будем-же на столько дерзновенны в нечестии нашем, чтобы предполагать, будто Бог не мог создать в других мирах не только подобных нам, но и превосходящих нас тварей, которым известны эти миры, которыя умеют ценить их красоту и славят Творца всего сущаго. Подобныя мысли внушаются нам самолюбием нашим.
Почему Кирхер?
В 17 веке жил ученый Афанасий Кирхер. Его научные труды столь огромны и спектр наук, которых он касался столь велик, что его по праву можно поставить в один ряд с такими учеными того времени как Ньютон, Кеплер, Декарт и др. операция, близкая к идее Гомункула с помощью которой воспроизводили растение или цветок из его пепла, как указал Афанасий Кирхер в своём "Mundus Subterraneus" ("Подземный мир") (См. "Гомункул") (0002/0014). Вероятно, в его знаменитом произведении Путешествие к центру Земли, от 1864. Но не исключено, что миф об Агарте появился задолго до Жюля Верна, а именно в 1665 году. Афанасий Кирхер, Mundus subterraneus, quo Universae denique naturae divitiae. В заключение хочется напомнить, что Атанасиус (Афанасий) — это греческое имя, означающее "бессмертный". Кирхер при жизни пользовался бешеной популярностью, но после смерти он был предан анафеме. Афанасий Кирхер. Варвара Миронова. Анатолий Мызников 36 24.12.2019.
Kircher, Athanasius
Афанасий Кирхер, истинное дитя эпохи барокко, мало чем отличается от героев «плутовского романа». В нём есть черты Симплициссимуса из знаменитого романа немецкого писателям Гриммельсгаузена, современника Кирхера. Mundus subterraneus in XII libros digestus : tomus I. Diapositivas (Biblioteca Histórica UCM) (Том 594). Автор. Athanasius Kircher. Иллюстрации. Athanasii Kircheri Mundus subterraneus. in xii libros digestus: quo divinum subterrestris mundi opificium, mira ergasteriorum naturæ in eo distributio, verbo [pantamorphon [romanized form]] Protei regnum, vniversæ denique naturæ majestas & divitiæ summa rerum varietate exponuntur.
Athanasius Kircher's Mundus subterraneus (The subterranean world) Agustín Udías
| Афанасий Кирхер упоминал об "Тартарском потопе".: michael101063 — LiveJournal | 27.11.1680, Рим), немецкий учёный-энциклопедист и изобретатель. |
| Athanasii Kircheri Mundus subterraneus | В 1665 году Кирхер обнаружил хорошо сохранившуюся карту из обработанной кожи, якобы показывающую конфигурацию и местоположение Атлантиды среди относительно немногих сохранившихся документов из Императорского Рима в библиотеке Ватикана. |
| Кирхер, афанасий. Кирхер, афанасий Афанасий кирхер подземный мир | We have recently made available, in its entirety, high resolution images of the most lavishly-illustrated treatise on the Earth in the 17th century: Athanasius Kircher, Mundus subterraneus (1665). |
Почему Кирхер?
| Kircher Athanasius. Mundus subterraneus | Кирхерианум. Афанасий Кирхер (нем. Athanasius Kircher, 2 мая 1602, Гайза (Рён), около Фульды — 27 ноября 1680, Рим) — немецкий учёный-энциклопедист и изобретатель. |
| Athanasii Kircheri Mundus subterraneus | О. Афанасий Кирхер, автор Mundus subterraneus, Путешествия в Китай и множества научных, в свое время очень уважаемых трактатов, на несколько мгновений займет нас в качестве интереснаго типа последних средневековых диспутантов-схоластиков. |
| Афанасий Кирхер ( Athanasius Kircher, 1602- 1680) | Кирхерианум. Афанасий Кирхер (нем. Athanasius Kircher, 2 мая 1602, Гайза (Рён), около Фульды — 27 ноября 1680, Рим) — немецкий учёный-энциклопедист и изобретатель. |
| Mundus subterraneus Т.1 » - Электронная библиотека | Гравюра из книги А. Кирхера «Mundus subterraneus, quo universae denique naturae divitiae» (1664-1678 гг.) Афанасия Кирхера о Египте будут автор – основателем египтологии. |
Парад гигантов Гравюра из книги «Mundus subterraneus» (Подземный Мир) ученого...
| Athanasius Kircher. Часть 2. Магнетизм и акустика.: i_mar_a — LiveJournal | With his enormous range of scholarly pursuits the 17th-century polymath Athanasius Kircher has been hailed as the last Renaissance man and "the master of hundred arts". John Glassie looks at one of Kircher's great masterworks Mundus Subterraneus and how it was inspired by a subterranean. |
| Почему Кирхер? | With his enormous range of scholarly pursuits the 17th-century polymath Athanasius Kircher has been hailed as the last Renaissance man and "the master of hundred arts". John Glassie looks at one of Kircher's great masterworks Mundus Subterraneus and how it was inspired by a subterranean. |
| Афанасий кирхер подземный мир. Кирхер, афанасий. Отрывок, характеризующий Кирхер, Афанасий | Mundus subterraneus (Подземный Мир) 2 тома ученого Афанасия Кирхера. Афанасий Кирхер (нем. Athanasius Kircher, 2 мая 1602, Гайза, около Фульды — 27 ноября 1680, Рим) — немецкий учёный-полимат и изобретатель, монах ордена иезуитов. |
| Mundus Subterraneus by Athanasius Kircher - AbeBooks | Symbolism, allegory, and metaphor pervade Athanasius Kircher's (1602-1680) Mundus Subterraneus (The Subterranean World). Elements from the communicative theory of semiotics are useful for exploring Mundus Subterraneus and for illuminating the modern reactions to his works. |
Афанасий Кирхер - Athanasius Kircher
Афана́сий Ки́рхер — немецкий учёный-полимат и изобретатель, монах ордена иезуитов, профессор математики и востоковедения Collegium Romanum. Примечание переводчика Афанасий Кирхер (1602 1680), ученый иезуит, последний человек, который знал все, Хорхе Луис Борхес 17 века, ученый шарлатан и ученый невежда был одним из известнейших интеллектуалов своего времени. Гравюра из книги "Mundus Subterraneus". Название этого чтива переводится как подземный мир. Написал ее ученый Афанасий Кирхер в 1665 году. Автор наглядно показывает размеры гигантов, чьи скелеты были обнаружены на территории Европы и Азии. В заключение хочется напомнить, что Атанасиус (Афанасий) — это греческое имя, означающее "бессмертный". Кирхер при жизни пользовался бешеной популярностью, но после смерти он был предан анафеме.
Вороний крик Кирхера, собачий лай Пиндара и хамское ржание лошади криптоисторика
Despite failed attempts to decipher Egyptian hieroglyphics, he was a master of a dozen European and Oriental languages. His forty-odd works include studies of the tower of Babel , ancient Egypt , China , mathematics, music , cosmology , optics, magnetism, and medicine. Both highly praised and an object of ridicule, these works served many seventeenth-century scholars as a ready-reference library on virtually any scientific topic. Two richly-embellished global sections in the Mundus subterraneus depicted the interlaced systems of air, fire, and water within the Earth. Numerous small-scale sketches throughout Mundus subterraneus illustrate particular surface features and geographical configurations of interest, such as the appearance of hot springs and cold springs in close proximity, or the accounts of the Andes received from missionaries in South America. Both the regional sketches and the global sections suggest the kinds of underground structures one might suppose in order to explain the surface phenomena observed in particular places around the world. In the Phlegraen Fields below , Monte Nuovo had formed overnight in 1538, giving vivid demonstration of the power of subterranean fire. I found such a Theater of Nature, displaying herself under wonderful variety of things, as I had with so many desires wished for.
From the simultaneity of volcanic eruptions, Kircher inferred a network of subterranean communications. Thus, the first double-folio illustration in Mundus subterraneus is not one of the global sections, which are the most dramatic and memorable illustrations, but a huge depiction of Vesuvius included in the same preface: With Vesuvius still smoldering, Kircher hired a local guide to ascend with him to the top for the sake of first-hand investigation, and dared to have himself lowered into the crater in a harness to take temperature measurements. It is no wonder that Kircher used Vesuvius as his Typus Montis.
I, 9 in vol. II , each volume has a title-page and many geometrical figures, illustrations, charts and even a movable dial vol. The book opens with a portrait of Athanasius Kircher. Above it is a winged sphere pierced by a serpent and a hieroglyphic symbol of the Trinity with a quotation from Virgil.
Twelve winds are blowing over the earth, acting as mediums for the influences of the twelve signs of the Zodiac.
На каковом обелиске запечатленная в иероглифических символах теология древних, согласно различным свидетельствам египетской, халдейской, еврейской, греческой древности и учености, священной и мирской, здесь выносится на свет. Kircher A. Книга III. Mystagogia Aegyptiaca. Все боги сводятся к Солнцу, а все богини - к Луне Так устроена человеческая природа , что, отвергая все то, что ненавистно чувствам, она всеми силами стремится к тем предметам, которые суть желанны, полезны и благоприятны. Очень многим казалось чрезвычайно тягостным познавать Бога лишь интеллектом, не прибегая к помощи зрения. Поэтому, коль скоро они не видели ничего прекраснее и полезнее Солнца, они и посчитали его Богом. Тем более, что Солнце, хотя и не занимает все пространство своим огромным телом, приносит земле и растениям жизнь и здоровье, а другим звездам сообщает свет, и самый небесный свод делает видимым. Об этом изящно говорит Минуций Феликс в «Октавии»: «Обрати внимание опять на солнце, утвержденное на небе: оно разливает свои лучи по всем странам: всюду оно присутствует, всему дает себя чувствовать и никогда не изменяется его светлость».
В первую же очередь Макробий многочисленными аргументами стремится убедить нас в том, что все боги сводятся к Солнцу, и оно одно есть Божество, которое почитают, под многочисленными именами, все народы. Однако, чтобы в этом разобраться, необходимо глубже рассмотреть наш вопрос. Не различая того, что чисто по природе и свойственно высочайшему, эти нечестивцы, рисуя Божество таким, каким его видело их потрясенное чувство, не признавали другого Бога, кроме того, который определяет чередование света и тьмы, движения и покоя, ночей, дней и лет, погоды и непогоды, движимые естественным разумом, и совращенные с пути, как мы читаем в Писаниях, которые полагаем святыми. По этой причине халдеи, уже в первые времена после Потопа, когда был оставлен культ истинного Бога, приняли такую философию, как повествуется в книгах 1 и 2. Вышеприведенные цитаты Рамбама говорят об этом подробно. В еврейском этим слова имеют одинаковое звучание. Осквернить же призыванием имя Иеговы - значит, другими словами, святейшее это имя, которое обозначает творца и Господа всей вселенной, применять нечестиво к сотворенным вещам. Отсюда происходит первый принцип, применимый к вымышленным богам египтян: все они сводятся к фигурам Осириса и Исиды, то есть Солнцу и Луне. По той же причине главным символом халдеев был огонь, у персов - Митра, у вавилонян - Бел, у евреев - Таммуз, у финикийцев - Адонис, и т. Поскольку, по причине удаленности от земли небесных тел, им трудно было приносить жертвы непосредственно, люди рассудили, что им разумно посвящать символы, которые бы соответствовали природе каждого из них.
Дракона филистимлян, чья фигура составлена из частей человека и морских животных, неверно рассматривать как кого-то иного, чем Нептун, Амфитрита, Салакия, Океан или Фетида, или все они вместе, то есть, самое море каждому из богов мог быть свойственен как тот, так и другой пол, как мы покажем во многих других местах , как свойственный раннему грубому веку символ великого божества в священном собрании предводителей природы. Ведь, таинственность фигуры Дагона не позволяет предположить, что это лишь памятник умершему; то же касается рыб, которые, как говорили, были посвящены Дагону; им поклонялись как если бы они были символами моря, таким же образом, как телицы у египтян, по причине молока, которое они давали, сперва почитались как символы Земли, кормящей матери, потом также Исиды или Луны ибо они признавали, что все пропитание происходит от благодетельных сил Земли и Луны , а также символы Солнца, означенного через небесный знак Тельца. Все это чествовалось высшими почестями, которые пристали чему-то божественному. В первые века таким образом почитали только благодетельные силы природы, потом же, когда появился культ демонов, почитание распространилось на все, что было угодно суеверию, и на бесов, фигурировавших под именами умерших людей, и на Солнце и Луну, и все остальные, наиболее выделявшиеся своей светлостью небесные тела, на море и на землю, и на все остальные действующие части природы. Им всем совершали обряды перед посвященными им статуями и колоннами, таким образом, что, продвигаясь по пути заблуждения, нечестивцы уже не могли уловить разницы ни между мертвыми людьми и демонами, ни между теми и другими и природными свойствами вселенской машины, ни даже между теми именами, которые они давали тем, другим и третьим. Потому Луна, Венера, Земля - все сливаются в фигуре Астарты, Луна, Венера и Море - в образе Дагона, а все они вместе - в Исиде; Солнце, Юпитер, Сатурн - в Ваале, Молохе и Осирисе; все идолы, изображай они героя или демона, от частого взывания к нему, порождавшего неисчислимые бредни наяву, безнадежно смешивались друг с другом. Отсюда произошли боги домашние и бесчисленные гении, о которых мы скажем ниже; отсюда же равно многочисленные Луны, Венеры, Солнца, Юпитеры, Сатурны; отсюда бесчисленные у всех народов статуи, поставленные древле выдуманным богам, отличавшиеся между собой лишь по разным именам, звучавшим на разных языках. Столь же похожими были между собой и обряды язычников. Греки же, следуя египтянам, евреям, халдеям, вавилонянам, финикийцам, добавили к их пантеонам бесчисленные генеалогии богов; которые все своим корнем восходят к одним лишь Солнцу и Луне. Поскольку солнце своим движением отмеряет времена и годы, оно зовется Сатурном.
Поскольку оно является господином всех небесных тел и всего мира, его называют Юпитером. Поскольку оно проникает своими лучами повсюду, и все освещает, оно - Аполлон. Солнце именуется Меркурием, поскольку из-за него возникают метеоры, чертящие свой путь по небу. Оно - Нептун, поскольку властвует над морем и реками. Оно - Плутон, поскольку управляет подземными областями.
Кроме того, исправление гравюр намного дороже, чем исправление текста, набранного литерами. Вряд ли типографы согласились бы на повторную гравировку. Примечание переводчика Афанасий Кирхер 1602 - 1680 , «ученый иезуит», «последний человек, который знал все», «Хорхе Луис Борхес 17 века», «ученый шарлатан» и «ученый невежда» был одним из известнейших интеллектуалов своего времени; его прекрасно иллюстрированные книги читала вся Европа не исключая и допетровской России , его эрудиции дивились единоверцы-католики, противники-протестанты, последователи и критики. В область интересов Кирхера входили темы, которые ныне принадлежат таким разнообразным дисциплинам как богословие, древняя история, археология, религиоведение, египтология, синология, геология, гидравлика, оптика, химия, физика, сейсмология, астрология, математика, гебраистика, арабистика, история искусства и архитектуры. Главной миссией всей жизни иезуита-энциклопедиста было составление огромного компендиума знаний, древних и современных, которые бы исчерпывающе описали мир и Бога, подчинив это описание ортодоксальной католической догматике, как она сложилась к его, Кирхера, времени. Исток человеческого знания Кирхер видел в древнем Египте, который был страстью всей его жизни: наиболее известным сочинением Кирхера по сей день является огромный свод «Эдип Египетский» 1652-1654 , истолкование «философии египтян» на основе авторского прочтения иероглифов не имеющего ничего общего с их подлинным значением. В эпоху Просвещения Кирхер был вдоволь осмеян новоевропейскими учеными: практически ни один из его значимых научных выводов не был признан верным последующими поколениями. Вместе с тем Кирхер оказал огромное влияние на культуру, оказавшись первым профессиональным исследователем-писателем он в значительной степени снабжал себя за счет продажи своих сочинений и их регулярных переизданий и в известной степени воплотивши идеал барочной мультимедийной «энциклопедии всего», в которой изображение играло ничуть не меньшую роль, чем текст. В истории западного эзотеризма Кирхер остался как автор «суммы» магии, каббалы, астрологии и герметизма Эпохи Возрождения. С его страниц не сходят имена Марсилио Фичино, Пико делла Мирандолы, Джамбатиста Порта, а также отсылки к герметическому корпусу, Халдейским оракулам, орфическим гимнам, Зохару и Сефер Йетцира. Поскольку значительная часть наследия Кирхера посвящена изучению языческой древности и объяснению древних религий, он имеет значение также для пред истории современного язычества. Переведенная глава представляет собой изложение кирхеровой теории языческого богословия - которое повлияло на таких значимых исследователей религии как Джейкоб Брайант 1715 - 1804 и Шарль-Франсуа Дюпюи 1742 - 1809. Хотя нельзя сказать, чтобы Кирхер в своей теории был оригинален он сам постоянно ссылается на авторитет Макробия и Порфирия с их «монистическим» истолкованием языческих пантеонов , его системный подход к разрозненным а зачастую - неполным и неверным данным о древних культах в значительной степени напоминает классификации нового язычества - от Георгия Гемиста Плифона до наших дней. С викканской точки зрения, более чем примечательна попытка свести весь пантеон к "развертыванию" первичной божественной пары - Солнца и Луны. Все это, несмотря на полную несостоятельность собственно исторических данных Кирхера и его католически-тенденциозного объяснения древних религий, делает его текст весьма интересным. На каковом обелиске запечатленная в иероглифических символах теология древних, согласно различным свидетельствам египетской, халдейской, еврейской, греческой древности и учености, священной и мирской, здесь выносится на свет. Kircher A. Книга III. Mystagogia Aegyptiaca. Все боги сводятся к Солнцу, а все богини - к Луне Так устроена человеческая природа, что, отвергая все то, что ненавистно чувствам, она всеми силами стремится к тем предметам, которые суть желанны, полезны и благоприятны. Очень многим казалось чрезвычайно тягостным познавать Бога лишь интеллектом, не прибегая к помощи зрения. Поэтому, коль скоро они не видели ничего прекраснее и полезнее Солнца, они и посчитали его Богом. Тем более, что Солнце, хотя и не занимает все пространство своим огромным телом, приносит земле и растениям жизнь и здоровье, а другим звездам сообщает свет, и самый небесный свод делает видимым. Об этом изящно говорит Минуций Феликс в «Октавии»: «Обрати внимание опять на солнце, утвержденное на небе: оно разливает свои лучи по всем странам: всюду оно присутствует, всему дает себя чувствовать и никогда не изменяется его светлость». В первую же очередь Макробий многочисленными аргументами стремится убедить нас в том, что все боги сводятся к Солнцу, и оно одно есть Божество, которое почитают, под многочисленными именами, все народы. Однако, чтобы в этом разобраться, необходимо глубже рассмотреть наш вопрос. Не различая того, что чисто по природе и свойственно высочайшему, эти нечестивцы, рисуя Божество таким, каким его видело их потрясенное чувство, не признавали другого Бога, кроме того, который определяет чередование света и тьмы, движения и покоя, ночей, дней и лет, погоды и непогоды, движимые естественным разумом, и совращенные с пути, как мы читаем в Писаниях, которые полагаем святыми. По этой причине халдеи, уже в первые времена после Потопа, когда был оставлен культ истинного Бога, приняли такую философию, как повествуется в книгах 1 и 2. Вышеприведенные цитаты Рамбама говорят об этом подробно. В еврейском этим слова имеют одинаковое звучание. Осквернить же призыванием имя Иеговы - значит, другими словами, святейшее это имя, которое обозначает творца и Господа всей вселенной, применять нечестиво к сотворенным вещам. Отсюда происходит первый принцип, применимый к вымышленным богам египтян: все они сводятся к фигурам Осириса и Исиды, то есть Солнцу и Луне. По той же причине главным символом халдеев был огонь, у персов - Митра, у вавилонян - Бел, у евреев - Таммуз, у финикийцев - Адонис, и т. Поскольку, по причине удаленности от земли небесных тел, им трудно было приносить жертвы непосредственно, люди рассудили, что им разумно посвящать символы, которые бы соответствовали природе каждого из них. Дракона филистимлян, чья фигура составлена из частей человека и морских животных, неверно рассматривать как кого-то иного, чем Нептун, Амфитрита, Салакия, Океан или Фетида, или все они вместе, то есть, самое море каждому из богов мог быть свойственен как тот, так и другой пол, как мы покажем во многих других местах , как свойственный раннему грубому веку символ великого божества в священном собрании предводителей природы. Ведь, таинственность фигуры Дагона не позволяет предположить, что это лишь памятник умершему; то же касается рыб, которые, как говорили, были посвящены Дагону; им поклонялись как если бы они были символами моря, таким же образом, как телицы у египтян, по причине молока, которое они давали, сперва почитались как символы Земли, кормящей матери, потом также Исиды или Луны ибо они признавали, что все пропитание происходит от благодетельных сил Земли и Луны , а также символы Солнца, означенного через небесный знак Тельца. Все это чествовалось высшими почестями, которые пристали чему-то божественному. В первые века таким образом почитали только благодетельные силы природы, потом же, когда появился культ демонов, почитание распространилось на все, что было угодно суеверию, и на бесов, фигурировавших под именами умерших людей, и на Солнце и Луну, и все остальные, наиболее выделявшиеся своей светлостью небесные тела, на море и на землю, и на все остальные действующие части природы. Им всем совершали обряды перед посвященными им статуями и колоннами, таким образом, что, продвигаясь по пути заблуждения, нечестивцы уже не могли уловить разницы ни между мертвыми людьми и демонами, ни между теми и другими и природными свойствами вселенской машины, ни даже между теми именами, которые они давали тем, другим и третьим. Потому Луна, Венера, Земля - все сливаются в фигуре Астарты, Луна, Венера и Море - в образе Дагона, а все они вместе - в Исиде; Солнце, Юпитер, Сатурн - в Ваале, Молохе и Осирисе; все идолы, изображай они героя или демона, от частого взывания к нему, порождавшего неисчислимые бредни наяву, безнадежно смешивались друг с другом. Отсюда произошли боги домашние и бесчисленные гении, о которых мы скажем ниже; отсюда же равно многочисленные Луны, Венеры, Солнца, Юпитеры, Сатурны; отсюда бесчисленные у всех народов статуи, поставленные древле выдуманным богам, отличавшиеся между собой лишь по разным именам, звучавшим на разных языках. Столь же похожими были между собой и обряды язычников. Греки же, следуя египтянам, евреям, халдеям, вавилонянам, финикийцам, добавили к их пантеонам бесчисленные генеалогии богов; которые все своим корнем восходят к одним лишь Солнцу и Луне. Поскольку солнце своим движением отмеряет времена и годы, оно зовется Сатурном. Поскольку оно является господином всех небесных тел и всего мира, его называют Юпитером. Поскольку оно проникает своими лучами повсюду, и все освещает, оно - Аполлон. Солнце именуется Меркурием, поскольку из-за него возникают метеоры, чертящие свой путь по небу. Оно - Нептун, поскольку властвует над морем и реками. Оно - Плутон, поскольку управляет подземными областями. Оно - Вакх, поскольку властвует над винной субстанцией и прочими жидкостями, без которых ничто не может созреть. Поскольку Солнце обладает укрепляющей силой, оно именуется Геркулесом.
Интрасфера Афанасия Кирхера
Афанасий Кирхер родился в три часа утра 2 мая 1602 года в Гайзе на праздник св. Афанасия, в честь которого и был крещён. Просмотрите доску «афанасий кихер» в Pinterest пользователя VLADIMIR ANISIMOV, на которую подписаны 190 человек. Посмотрите больше идей на темы «вавилонская башня, гравюры, египетские пирамиды». конструкции музыкальных автоматов. Athanasius Kircher (1602- 1680). Перевод подписей от большего к меньшему: гигант, найденный писателем Боккаччо на острове Сицилия, гигант из Мавритании, швейцарский великан, Голиаф и обычный человек, В 17 веке наука не утаивала и не отрицала существование великанов. Модель внутренних огней Земли Кирхера из Mundus Subterraneus. Во время визита в южную Италию в 1638 году вечно любопытный Кирхер был спущен в кратер Везувия, находившийся тогда на грани извержения, чтобы исследовать его внутренности.
Афанасий Кирхер – Театр Мира – его жизнь, работа и поиск вселенского знания. 2 части
Родословная провинций и колледжей ордена иезуитов, с часовыми отметками, показывающими время в каждом месте относительно полудня в Риме. Гравюра по А. Кирхеру, 1646. Muntus интересен не только с точки зрения геологии — он представляет огромную ценность для и истории культуры и, я бы сказал, для становления научного мировоззрения в противовес оккультным бредням. В одиннадцатой книге Mundus’a Кирхер сводит счёты с алхимией. Mundus subterraneus can be thought about as a great encyclopedia full of lights and shadows, some interesting insights, and also a lot of fantasy, where Kircher attempts to find a natural explanation for the phenomena he presents. Из филологических и антикварских печатных работ известны: 'Prodromus copticus' (1636) и 'Oedipus Aegyptiacus' (1652), 'China monumentis illustrata' (1667) и др.В 1665 г. в своей книге 'Mundus subterraneus' ('Подземный мир') немецкий иезуит Афанасий Кирхер показывал.